К вопросу о «новобашкирах»

У понятия «новобашкир», употреблявшегося различными авторами, в том числе дореволюционными, нет ясного определения. С. М. Васильев применительно к периоду конца XVII – начала XVIII вв. без ссылки на источник писал, что тептяре, «входившие в башкирскую общину как равноправные члены, назывались новыми башкирами» [3]. При этом автор упустил важный момент, перечеркивающий его тезис. Дело в том, что полиэтничное тептярское сословие оформилось не ранее первой трети XVIII века, хотя сам институт тептярства известен как минимум с конца XVI века. Однако, вплоть до 30-40-х гг. XVIII века тептяре состояли преимущественно из самих башкир. Р. Н. Рахимов пишет:

«…башкиры-тептяре в указанное время (XVI-XVII вв.) жили совместно с башкирами-вотчинниками, башкирами-припущенниками в силу языковой, этнической и религиозной идентичности либо в силу указанных факторов не выделялись местной администрацией особо от башкир» [34, c.54].

Так или иначе, тептяре не могли в означенный С. М. Васильевым период времени именоваться «новыми башкирами», так как данное понятие возникло гораздо позднее.

Иное объяснение предложил С. И. Руденко, который полагал, что название «новобашкиры» возникло после принятия правительством «Положения о башкирах» 1863 г.: «…вследствие сравнительно привилегированного положения, которое занимали башкиры как собственники земель, их именем стали называть себя и тептяре, и мишари. Так появилось название “новобашкиры”» [38]. Однако, известный археолог и этнограф не объяснил вследствие каких материальных или иных выгод башкирские припущенники (тептяре и мишари) пожелали именоваться “новобашкирами” и, главное, могла ли подобная самопрезентация повлиять на решения правительства относительно их статуса. На наш взгляд, С. И. Руденко не совсем верно определил мотивацию, лежавшую в основе появления «новобашкирской» идентичности, увидев в ней лишь стремление к принятию более престижного имени башҡорт с целью приобретения гипотетических привилегий. Так или иначе, в литературе сформировались устойчивые представления относительно феномена «новобашкирства» как стремления припущенников небашкирского происхождения приблизиться к статуса башкир-вотчинников.

Тем не менее, С. И Руденко сделал важный вывод о том, что название «новобашкиры» является всего лишь самопрезентацией, а не соционимом некой общности, получившей официальное признание.

Особенно ценно в этом отношении свидетельство Н. А Гурвича, который в 1881 г. писал, что башкирские припущенники именуются новыми башкирами «по народному названию» [16].

Несмотря на это, в ряде работ продолжают звучать утверждения, что «новобашкиры» представляли собой ни много ни мало сословие, причем, состоявшие в основном из «татар» [39].

Представления о «новобашкирах» как общности мигрантов, переселившихся в Башкирию из Поволжья, широко распространились в справочной литературе. Поэтому издатели полного собрания сочинения В. И. Ленина в примечаниях к статье «Аграрный вопрос в России к концу XIX века» привели следующее объяснение данному термину: «Тептяре – новобашкиры, переселенцы с Урала и Поволжья, осевшие на территории Башкирии» [8].

В дальнейшем вопрос о «новобашкирах» рассматривался в работах Н. Н. Томашевской. По ее мнению, толчком к появлению данной группы стал указ 10 апреля 1832 г., согласно которому «припущенники военного звания» (мишари и тептяре) получили из башкирских дач (вотчин) неотчуждаемые наделы земли в размере 30 десятин. Исследователь пишет:

«Это вызвало появление в документах первой половины XIX в. (при определении этнической принадлежности пришлого населения) сочетаний “башкиры из мещеряков”, “башкиры из тептярей” и т.д. Во второй половине XIX в. появляется термин “новобашкиры”, вытеснивший прежние. В состав “новобашкир” нередко вливались этнические группы киргизов, туркмен, ногайцев и другого, как правило, тюркоязычного населения».

Также данный автор утверждает, что «Генеральное межевание башкирских земель в 1798-1823 гг. и последующие земельные акции правительства официально (курсив и выделение наши – авт.) узаконили существование так называемых “новобашкир”» [40]. К сожалению, автор не пояснил коннотацию употребления слова «официально» – как признание «новобашкир» со стороны правительства де-юре или как оформление предполагаемой социальной группы де-факто в результате наделения башкирской землей по указу 1832 года? Термин «новобашкир» в официальных документах не встречается, следовательно, имелся в виду второй вариант. Однако, и такое видение существа вопроса нельзя признать удовлетворительным, поскольку, судя по документам, получение припущенниками неотчуждаемого надела далеко не во всех случаях вызвало у них стремление определять себя «новобашкирами».

Вопроса «новобашкир» вскользь коснулся современный американский исследователь Charles Steinwedel. Однако, он выразился обтекаемо и неконкретно:

«Мещеряки и тептяре, служившие в кантонах, получили по 30 десятин земли, которую они могли использовать, но не владеть. Мещеряки и тептяре, которые не несли кантональную службу, а считались гражданскими лицами, получили для пользования по 15 десятин земли. Те, кто не были потомственным башкирскими землевладельцем, считались “новобашкирами” (new Bashkirs)» [44].

Из его слов неясно, кто именно видел в мещеряках и тептярах «новобашкир» – военное начальство или они сами полагали себя таковыми. Однако, он верно подметил, что своими землями припущенники могли только пользоваться, но не владеть подобно башкирам-вотчинникам. Таким образом, исходя из сказанного выше, следует ответить на следующие вопросы: 1) с какого времени и в какого рода документах фиксируются «башкиры из тептярей», «башкиры из мишарей» и «новобашкиры»? 2) какова этиология появления этих идентичностей? 3) каков был этнический состав «новобашкир»? Для ответа на эти вопросы необходимо рассмотреть социальную структуру башкирского общества XVI-XIX вв.

Башкирское общество в социальном отношении было многокомпонентным. До середины XVIII в. основную массу составляли ясачные башкиры и тарханы. Не случайно, башкиры именовали себя «народом башкирским и тарханским», имея в виду именно эти две социальные страты. Кроме того, отдельные группы башкир состояли в сословиях служилых князей, мурз и татар, ясачных чувашей (ясачных татар) (1) , а также тептярей [42]. В разгар башкирского восстания 1735-1740 гг. правительство взяло курс на перевод ясачных башкир, составлявших большинство народа, в служилое состояние, чтобы посредством введения военной иерархии предотвратить возможность будущих восстаний. Указом от 11 февраля 1736 г. «статус личной службы царю, который прежде был прерогативой тарханского звания, был распространен на всех глав башкирских общин», которые отныне именовались не старостами (агалар), а старшинами (для этого термина у башкир так и не было изобретено аналога на их собственном языке). Тем самым, по словам Б. А. Азнабаева, был запущен процесс милитаризации гражданского управления ясачными башкирами (тарханы изначально являлись военными) [1, c.329]. В 1754 г. был отменен ясак, что фактически говорило о переводе в служилое состояние всех ясачных башкир, после чего они и тарханы стали равны в своих правах и обязанностях перед государством.

Дальнейшие мероприятия правительства по пути милитаризации башкирского общества привели к введению кантонной системы управления башкирами и мещеряками (мишарами), а затем к образованию Башкиро-мещеряцкого войска. В составе него башкиры и мишари составили единое служилое сословие, несмотря на разницу в землевладении: башкиры в большинстве своем были вотчинниками, а мишари – припущенниками (арендаторами башкирских вотчин) (2).

В официальных документах и указах императора фигурируют названия «сословие Башкиро-мещерякского войска», «башкирское сословие» или просто «башкиро-мещеряки» [4]. Кроме своего башкиро-мещерякского сословия некоторые башкиры и мишари состояли во дворянстве. Согласно именному указу императора, «чиновники Башкиро-мещерякского войска и их дети» относились «к казачьему дворянству как лица войскового сословия…» [32].

Небольшая группа башкир также входила в собственно казачье сословие, являясь служащими Уральского (Башкирское отделение) и Оренбургского казачьих войск (этнографическая группа «казачий башҡорттар»). Однако, несравненно более многочисленными по сравнению с башкирами-дворянами и башкирами-казаками были башкиры в тептярском сословии. Таким образом, даже после образования в конце XVIII в. башкиро-мещерякского служилого сословия башкирское общество продолжало оставаться многосословным.

Первоначально тептяре не представляли собой отдельного сословия. Как говорилось выше, до первой трети XVIII века тептярами были в основном башкиры, а тептярский ясак представлял собой лишь сниженную норму башкирского ясака [42]. Башкир, ставший тептяром, не утрачивал прав собственника на свое повытье в составе родовой вотчины. В 1700 г. «башкирец Ильмаметка Деветеев с братьями» из деревни Кадашевой, владевший вотчиной на левобережье реки Уршак, «со своей вотчины платили ясаку по полубатману меду, по десяти куниц, и подали они сказку, что того-де оброку платить им невмочь, а землею владеть им малою долею (курсив и выделение наши – авт.) и платить тептярский ясак по одной кунице…» [9].

В ходе башкирского восстания 1704-1711 гг. в Башкирию бежали тысячи представителей народностей Поволжья, так называемые «сходцы», некоторые из которых были записаны уфимскими властями, заинтересованными в увеличение сборов, в тептярский оклад. При этом, что они, будучи припущенниками, помимо своих повинностей перед казной платили еще оброк башкирам-вотчинникам или помогали им выплачивать ясак. Перепись 1722 г. впервые зафиксировала небольшую группу (211 дворов) небашкирского населения, которая платила тептярский ясак – 138 дворов ясачных татар (65,4%) и 43 двора чувашей (20,3%). Как пишет Р. Н. Рахимов,

«по переписи 1722-1723 гг. правительство впервые условно выделило тептярей» [34, c.54].

Б. Э. Нольде писал, что большинство «сходцев» с юридической стороны считалось беглыми. Отклонив 18 марта 1731 г. прошение башкир об их полном изгнании, правительство решило пойти навстречу «сходцам» в их просьбе об узаконении своего пребывания в Башкирии [29]. Указом Сената от 31 мая 1734 г. велено «записывать всех их в особыя тептярскую и бобыльскую книги порознь по дорогам…» [30]. Однако, власти зафиксировали важнейший момент: одну часть тептярей и бобылей «называют природными башкирцами, а других припущенниками, кои за башкирцев ясак оплачивают…» [10]. После составления этих книг завершилось формирование тептяро-бобылей как особой сословной группы, в составе которой оказались не только ясачные татары, марийцы, удмурты, но и «природные башкирцы».

Р. Н. Рахимов пишет:

«…попадание в тептярскую группу для башкир не означало жесткого закрепления в ней. При удобном случае, желании, изменении обстоятельств они могли вернуться обратно в башкирское сословие», т.е. в башкирский ясак или сословие ясачных башкир [34, c.51]. В 1673 году «били челом» царю Алексею Михайловичу «уфинские башкирцы Нагайские дороги Табынские волости Уразайка да Ахпердейка Митросовы дети а сказали: служат-де они нам великому государю всякие службы с своею братею вместе, да на них же-де спрашивают всякие бобыльские работы, и они-де всякую бобыльскую работу работают и ясак платят перед своей братею лишнее и от того-де они в конец погибли». Царь постановил: «И нам великому государю пожаловати б их бобылской работы работать им не велеть, а велети им башкирскую службу служить…» [36].

Высочайшим указом от 11 февраля 1736 г. за проявленную верность во время башкирского восстания 1735-1740 гг. «даровано было мещерякам право быть не зависимым от башкирцев и повелено из них башкирских бунтовщичьих земель дать им мещерякам: старшине 200, есаулам и сотникам по 100, а рядовым по 50 четвертей» земли [31, c.259]. Тептяре и бобыли также отрешались от «башкирского послушания», но вопрос об их праве на землю не оговаривался. Однако, положения данного и других законодательных актов, направленных на обеспечение припущенников землей, в силу разных причин не были реализованы.

В 1788 г. мишарские депутаты жаловались в Сенат, что «живут между башкирского народа малыми дворами на их землях с платежем им оброков…» [31, c.261].

Указом от 10 апреля 1832 г., упоминавшемся выше, правительство решило разом прекратить вековые тяжбы между башкирами и припущенниками, наделив военных припущенников «мещеряков, тептярей и бобылнй, как занимающихся более скотоводством или несущеих казачью службу» 30 десятинами, а гражданских поселян – потомков ясачных татар и прочих казенных крестьян – 15 десятинами земли на душу по VII-й ревизии (1816 г.).

Однако, практические результаты данного указа, по словам Х. Ф. Усманова, «были крайне незначительны». Наделение землей сильно затянулось, а в 1865 г. было упразднено уже само Башкирское войско. После этого указом 10 февраля 1869 г. половина отведенной бывшим военным припущенникам земли (по 30 дес.) была передана в распоряжение казны, поскольку они уже не несли военной службы.

Что касается гражданских припущенников (казенных и удельных), то их земельные наделы (15 дес.) напрямую передавались в распоряжение государства, у которого они потом должны были их выкупать как прочие крестьяне. Ф. Х. Усманов писал: «Таким образом, правительство ухитрилось поживиться и за счет гражданских припущенников, заставив их платить казне и уделу выкупными платежи за предоставляемые в надел башкирские земли» [41]. Таким образом, большинство припущенников в виду недостатка угодий по-прежнему оставались арендаторами земель башкир-вотчинников.

Поэтому, причину самопрезентации мишарей в качестве башкир или «башкир из мишарей» следует видеть не в реализации положений указа 1832 г. и, тем более, не в том, что они, как пишет Н. Н. Томашевская, стали «фактически вотчинными владельцами» [40]. По подсчетам А. З. Асфандиярова, всего лишь 4,8% из 72.666 мишарей обоего пола, живших в Оренбургской губернии в первой половине XIX в. обладало вотчинным правом, да и то по жалованным царским грамотам 1667-1699 гг. На вотчинной земле находилось 6,4% тептярских аулов [2, с.362]. Жители последних, возможно, представляли собой сословных тептярей из башкир, сумевших сохранить вотчинное право на землю, хотя основная масса тептярей башкирского происхождения оставалась безземельной. Возвращаясь к вопросу появления упомянутых идентичностей у мишарского населения Башкирии, следует сказать, что данное явление следует связывать с нахождением мишарей в башкирском (башкиро-мещерякском) служилом сословии, а также ассимиляцией с башкирами. Не случайно, уфимский статистик и этнограф Н. А. Гурвич писал: «…слитие мещеряков с башкирами – есть этнографически совершившийся факт, против которого бессильны какие бы то ни было административные или фискальные мотивы разъединения…» [7].

Именно поэтому самоопределение «новобашкиры» не встречается у мишарского населения, проявляясь исключительно среди сословных тептярей. Для примера следует обратиться к подворным карточкам сельскохозяйственной переписи 1917 г. по д. Кусекеево Тюрюшевской волости Белебеевского уезда (нынешнего Чекмагушевского района РБ), одна часть населения которой определилась как башкиры, а другая – как «новобашкиры» [28]. При сличении данных переписи с ревизией населения 1859 г. по названному селению выясняется, что башкирами назвали себя потомки «башкирцев из мещеряков», а «новобашкирами» – потомки тептярей [13]. Таким образом, определенная часть мишарей отождествляла себя с башкирами, поэтому в приставке «ново» к этнониму «башкир» у них не было никакой нужды. В отличие от них определенная часть тептярей только после упразднения своего сословия возымела намерение войти в состав башкир. Правда, это касалось лишь самосознания, поскольку в реальной жизни самопрезентация в качестве «новобашкир» не имела для них ровно никаких последствий.

Идентичность «новобашкиры» отражена в основном в материалах двух корпусов документов – метрических книгах Оренбургского магометанского духовного собрания (ОМДС) и подворных карточках Всероссийской сельскохозяйственной переписи 1917 года. Метрические записи ОМДС, по нашему мнению, наиболее достоверны в плане отражения этнической идентичности мусульманского населения, так как этническая самопрезентация прихожан гарантированно записывались непосредственно имамом со слов отцов новорожденных детей, а также лиц, вступающих в брак или родственников умерших. До революции приходские муллы исполняли обязанности современных органов ЗАГС. В метриках ОМДС мишари манифестировали себя в большей степени как «мишар» (мишәр), затем как «башкир из мишарей» (башҡорт мишәрдән) и в меньшей степени как «башкир» (башҡорт). В любом случае, выделение мишарского населения в отдельный этнический сегмент в качестве предмета исследования не представляет никаких затруднений. Даже если население того или иного мишарского селения указало себя башкирами, стоит обратиться к ревизиям XIX века, чтобы установить действительную этническую принадлежность жителей.

Совсем иначе обстоит вопрос с полиэтничным тептярским населением, формировавшимся в Башкирии на протяжении нескольких веков. 14 июля 1855 г. по «Высочайшему повелению» тептяри и бобыли были присоединены к Башкиро-мещерякскому войску, а по указу от 31 октября того же года последнее было переименовано: «Башкиро-мещерякское войско именовать впредь Башкирским войском и только в случаях, где представится надобность отличать происхождение людей, войско составляющих, называть их башкирами из мещеряков, тептярей или бобылей» [33]. Если во время ревизии населения 1834 г. башкиры, мишари и тептяре учитывались отдельными списками, даже если они проживали в одном селении, то при проведении ревизии 1859 г. в смешанных селениях башкиры, мишари и тептяре фиксировались уже в одной книге учета («сказке»), но с соответствующей маркировкой имярека – «из башкир», «из мещеряков» или «из тептярей».

Однако, причину появления довольно широко распространившихся идентичностей «башкир из мещеряков» или «башкир из тептярей», которые фиксируются в метрических книгах ОДМС (пережиточные формы «башкир-тептяр» или «башкир-мещеряк» дошли вплоть до с/х переписей 1917 и 1920 гг.), видеть лишь в правилах протокола было бы ошибкой. Указанные документы хранились в архивах и не были доступны населению. Поэтому появление во время ревизии 1859 г. названия «из тептярей башкирцы» вряд ли серьезно могло повлиять на самосознание населения. Среди мишарей, как говорилось выше, наблюдался естественный процесс ассимиляции с башкирами, благодаря более чем вековой совместной с башкирами военной службе. Что касается тептярей, то их нахождение в Башкирском войске длилось всего лишь 10 лет (с 1855-го по 1865 год). За этот короткий срок у тептярей небашкирского происхождения вряд ли могла сформироваться башкирская идентичность. Но самое главное, «башкирами из тептярей» в метрических книгах ОМДС именуют себя далеко не все бывшие сословные тептяре, а «новобашкирами» (яңы башҡорт) и того меньше. Данный факт требует объяснения.

По нашему мнению, в феномене «новобашкирства» определяющее значение имеет вопрос этнического состава сословных тептярей, который затрагивался во многих публикациях. К сожалению, в некоторых из них были допущены серьезные ошибки и намеренные искажения, имевшие явный политический подтекст, о чем в свое время было сделано следующее замечание одного из этнографов: «В последнее время с целью оторвать западных башкир от основной массы башкирского населения разрабатывается концепция, согласно которой термин «башкир» имел исключительно сословное значение. По утверждению авторов этой гипотезы, среди башкир есть «новобашкиры», которые составляли большинство населения и являются татарами» [43]. Начало данному идеологически ангажированному дискурсу было положено публикациями ряда татарстанских авторов. Например, Д. М. Исхаков писал, что «этническая группа» тептярей сложилась между 1730-1790 гг., и «основной и главной составной частью этой группы были татары (3), смешавшиеся с башкирами, чувашами и в незначительной степени – с бесермянами и марийцами» [6, c.37]. Признавая наличие в составе тептярей этнических башкир, он полагал, что они составляли незначительный процент: «Ревизские материалы подтвердили мнение о существовании тептярей из башкир, но выяснилось, что переход башкир в разряд тептярей (как особого сословия) был весьма редким явлением» [6, c.37]. Вопреки утверждениям данного автора, ревизские сказки не могли фиксировать подобные переходы, поскольку башкирское население стало подвергаться ревизскому учету лишь с начала XIX века, тогда как тептярское сословие сформировалось гораздо ранее. Кроме того, он сделал вывод о том, что тюркоязычная часть припущенников именовалась тептярами, а финноязычная – бобылями. Приводившееся выше прошение сословных бобылей башкирского происхождения Уразая и Акберды Митросовых показывает несостоятельность данного тезиса.

Д. М. Исхакову принадлежат и другие необоснованные утверждения, например, что «с 1830-х годов усиливается переход тептярей в “башкирское звание”, связанный с приобретением ими вотчинных прав на землю». Под обретением вотчинных прав он, по всей видимости, подразумевал действие указа 1832 года, который, как было сказано выше, в действительности не привел к получению не только статуса башкир-вотчинников, что было в принципе невозможно, но и к существенному расширению земельных наделов тептярей (4). Примечательно, что данный исследователь в переходе тептярей в «башкирское звание» подразумевал не обратное движение тептярей башкирского происхождения в состав башкирского служилого сословия, а «массовое» зачисление «татар из [числа] тептярей» в состав башкир [6, c.41]. У тептярей, которые, по его мнению, в подавляющем большинстве состояли из «татар», после 1855 г. появляется «второе название – “новые башкиры”» [6, c.29].

Обнаруженные в архивах документы XVII – первой половины XVIII в., в которых сословные тептяре прямо заявляют о своем башкирском происхождении («родом башкирец», «природный башкирец», «породный башкирец» и др.), довольно многочисленны, учитывая ограниченный круг источников по данному периоду истории Башкирии. Поэтому утверждения Д. М. Исхакова о ничтожно малой доли башкир в тептярском сословии носят в лучшем случае умозрительный характер и не могут быть подтверждены документально. Путь башкир в тептярское сословие отражен во многих документах. Например, в 1734 г. императрице Анне Иоанновне тептяре Минской волости писали: «Издревле в державе вашего императорского величества прадеды и деды и отцы наши нижайшие были башкирцы и от нужды своей писались бобыли и платили бобыльский ясак, а из бобылей паки по просьбе нашей Минской волости башкирцов Тлеша Бегенешева с товарищи 14 человек по родству приобщены к ним башкирцам и написаны в прибыль тептярского ясаку в оную волость тептярями…» [35].

Что касается идентичности «башкиры из тептярей», то она представлена в метрических книгах ОМДС послекантонного периода. Следовательно, ее появление было связано не столько с причислением в 1855 г. тептярей к Башкирскому войску и повелением правительства употреблять в документах наименование «башкиры из тептярей», сколько с упразднением в 1865 г. Башкирского войска, а вместе с ним и тептярского сословия. Получив свободу самоопределения, часть бывших тептярей стала именовать себя «башкирами из тептярей». Почти одновременно у них возникла самопрезентация «новобашкиры». Поскольку, эти близкие друг к другу идентичности приняла лишь определенная часть бывших тептярей, то она, по нашему мнению, была напрямую связана с их представлениями о собственном этническом происхождении.

Проиллюстрируем данное предположение на конкретных примерах. Население деревни Богданово нынешнего Миякинского района РБ, согласно ревизиям, состояло из мишарей и численно преобладавших здесь тептярей. Первые относились к 6-й юрте 5-го мишарского кантона, а вторые – к тептярской команде 3-го стана Белебеевского уезда. Первые были припущенниками по договору 1790 года, а вторые – по договору 21 июля 1743 г. получили право на вечное владение землей совместно с башкирами-вотчинниками Илькульминской волости [5, c.199]. Согласно метрической книге ОМДС в 1874 г. здесь родилось 16 детей, отцы которых следующим образом выразили свою идентичность: 14 человек назвали себя «башкирами из тептярей» (тибтәрдән башҡорт تبتردان باشقورط ), 1 – «башкиром из мишарей» (мишәрдән башҡорт ميشردان باشقورط) [20]. В ходе Всероссийской с/х переписи 1917 г. в селе было зафиксировано 194 двора: 180 хозяев назвали себя башкирами, 12 – мещеряками, 1 – чувашем, 1 – тептяром [25]. Причина, по которой бывшие сословные тептяре д. Богдановой в метриках ОМДС именовали себя «башкирами из тептярей», может быть объяснена тем, что среди них, по данным А. З. Асфандиярова, «было немало башкир, лишенных вотчинных прав за активное участие в восстании 1735-1740 гг.» [2, c.434].

Теперь рассмотрим деревню Баймурзино Белебеевского района РБ, в которой, судя по ревизиям населения, башкиры вообще никогда не фиксировались. Согласно «Ведомости кантонных начальников о численности башкирского и мишарского населения» по данным VIII-й ревизии (1834 г.), составленной в 1841-1842 гг., деревня Баймурзина относилась к тептярской команде 3-го стана Белебеевского уезда. Тептяре жили по договору с башкирами-вотчинниками Кыр-Еланской волости «с давнего времени», а землей владели совместно с вотчинниками и казенными крестьянами [5, c.115]. Во время X-й ревизии (1859 г.), т.е. после причисления к Башкирскому войску, они находились в составе 13-й юрты 21-го башкирского кантона. Все жители (33 души мужского пола и 30 – женского) показаны просто тептярами. Деревня была моносословной, поэтому во время ревизии 1859 г. чиновникам не было нужды делать пояснительную приписку «башкирцы из тептярей» [14]. В результате причисления жителей деревни к Башкирскому войску, а потом упразднения оного никто из них не стал именовать себя «башкиром из тептярей» или «новобашкиром». В метрической книге ОМДС за 1871 год отцы 21 родившегося в указанный год ребенка, за исключением одного башкира и солдата, назвали себя ясачными (ясашнуй يصاشنوي), т.е. потомками ясачных татар [18]. Аналогичная картина наблюдается и через 23 года в 1894 г., когда отцы 37 детей, за исключением 4 солдат, также идентифицировались как ясачные [24]. В ходе Всероссийской с/х переписи 1917 г. жители Баймурзино определили себя как мишарей (1517 чел.), тептярей (195 чел.) и русских (8 чел.) [5, c.523]. Как видим, баймурзинцы, не являясь башкирами по происхождению, воздержались от самопрезентации «башкиры из тептярей», в то время как богдановцы, большинство из которых происходило из башкир, прибегли к упомянутому определению.

Теперь рассмотрим примеры, касающиеся собственно «новобашкирской» идентичности. Население деревни Никифарово нынешнего Альшеевского района РБ состояло из тептярей и потомков служилых татар при подавляющем численном перевесе первых. В ходе VIII-й ревизии (1834 г.) в данном селении было зафиксировано 508 тептярей (246 муж.п., 262 жен.п.) [12] и 85 служилых татар (43 муж.п., 42 жен.п.) [11]. Тептяре относились к тептярской команде 2-го стана Белебевского уезда, владели землей по договору 1742 г. совместно с казенными поселянами Кистенлинской волости [5, c.136]. По данным земского учета 1902 года потомки тептярей общей численностью 646 человек (231 муж.п., 339 жен.п.) считались бывшими припущенниками военного звания, т.е. бывшими служащими Башкирского войска, а 110 потомков служилых татар (54 муж.п., 69 жен.п.) – гражданскими припущенниками из бывших государственных крестьян [5, c.418]. Согласно X-й ревизии (1859 г.), в Никифарово 12-й юрты 22-го башкирского кантона проживало 664 тептярей (334 муж.п., 330 жен.п.) [15]. Служилые татары в ревизских сказках по Башкирскому войску не фиксировались. Тем не менее, присутствие представителей данной сословной группы отмечают метрики ОМДС. В 1871 г. в Никифарово родилось 53 ребенка (19 муж.п., 34 жен.п.), отцы которых свою идентичность выразили следующим образом: 46 человек определили себя как «новобашкиры» (яңа башҡорт ينكا باشقورط ), 4 – татары (طاطار) (5), 3 – солдаты (отставные и служащие) [19]. Согласно метрической книге ОМДС за 1893 год, в Никифарово было уже 2 мечети и, соответственно, 2 прихода (махалли). В 1-й махалле в указанный год зафиксировано рождение 26 детей (13 муж.п., 13 жен.п.), отцы которых определили себя следующим образом: 17 – «новобашкирами», 4 – башкирами, 3 – ясачными, 2 – мещанами [21]. Во 2-й махалле родилось 27 детей: 15 отцов назвали себя башкирами (башҡорт باشقورة ), 8 – ясачными, 1 – муэдзином, 1 – торговцем (саудагир), 2 – без определения [22]. Ясно, что потомки служилых татар, давно считавшихся государственными крестьянами, определяли себя как ясачных. Появление у сословных тептярей д. Никифарово идентичностей «новобашкиры» и «башкиры» нужно связывать опять же с памятью жителей о башкирском происхождении предков. Как свидетельствуют источники, до V-й ревизии 1795 года в деревне проживали безземельные башкиры (217 человек в 31 дворе), 65 служилых татар (12 дворов), 18 тептярей (4 двора) [5, c.43]. Затем башкиры были зачислены в тептярское сословие [2, c.431]. Всероссийская с/х перепись 1917 года зафиксировала в Никифарово около 2 тысяч жителей, большая часть из которых указала себя «новобашкирами» (иногда башкирами) по сословию и тептярами (иногда башкирами) по национальности [26]. Очевидно, что крестьяне путали сословную и национальную стороны своей идентичности. Таким образом, «новобашкирская» идентичность, как воспоминание о башкирском происхождении предков большей части жителей с. Никифарово, сохранялась до начала XX века.

Другое более сложное, но в то же время более интересное проявление «новобашкирской» идентичности может быть показано на примере селений Старые Тлявли и Кир-Тлявли нынешнего Шаранского района РБ. По сведениям А. З. Асфандиярова, названия этих деревень, расположенных вдоль реки Сюнь, происходит от антропонима. Коренная деревня возникла по договору башкир Канглинской волости с ясачными татарами, заключенному в 1702 году и возобновленному в 1750 году. С 1783 года ясачные татары стали учитываться в сословии тептярей [2, c.238]. Все ревизии XIX века также отмечали жителей деревни только как тептярей. Однако, после упразднения в 1865 г. тептярского сословия на первый план неожиданно выступила башкирская идентичность, что было весьма необычно для потомков ясачных татар. В 1893 г. в д. Тлявли родился 51 ребенок (22 м.п., 29 ж.п.), все отцы которых назвали себя даже не «башкирами из тептярей», а просто башкирами (башҡорт باشقورط) [23]. В ходе Всероссийской с/х переписи 1917 г. население д. Тлявли (258 дворов и 1398 человек) указало себя по сословию припущенниками, а по национальности «новобашкирами» [27]. На первый взгляд, налицо явное противоречие между предполагаемым татарским происхождением жителей деревни и их самоопределением в качестве башкир и «новобашкир». Однако, благодаря одному из немногих сохранившихся документов XVII века данное противоречие снимается.

В XVII в. на протяжении нескольких десятилетий шла тяжба между башкирами Кыр-Еланской волости и ясачными чувашами деревни Кугарчин Казанского уезда (нынешнего Рыбнослободского р-на РТ): «Казанского уезду Ногайские дороги деревни Кугурчи чуваша Тлевлюйко Досаев да Ишмаметко Истяков» во время земельного спора в 1686 г. с башкиром Кыр-Еланской волости Кучуком Бекбулатовым доказывали свое вотчинное право тем, что «они Тлевлюйко и Ишметко породные ж башкирцы, только в Казанскому уезде живучи задавнели», так как «в давних годех дед их от голоду и бедностью от ногайского разорения и от войны съехал в Казанский уезд и в Казани положили на них хлебный и денежный ясак…». Казанский «чувашенин» Тлявли Досаев также заявлял: «…в прошлые де годы деды и отцы жили в той Кыриланские волости вместе с ево Кучучковым дедом и с отцом и иными Кыриланские волости башкирцы и разделили вотчину свою по Ику реке и по Сеню, и по иным многим речкам на семь жеребьев по родам» [37]. Таким образом, в ходе следствия выяснилось, что деды ясачных чувашей деревни Кугарчин на самом деле были «породными башкирцами» Кыр-Еланской волости. Поэтому Тлявли Досаев, даже став ясачным чувашем Казанского уезда, вступал в тяжбы с башкирами-вотчинниками Кыр-Еланской волости, доказывая свое право на владение землей. Отстоять свои права ему, по всей видимости, не удалось. Поэтому он вернулся на родину уже в качестве ясачного татарина (чуваша), а затем стал припущенником в вотчине башкир Канглинской волости.

Что касается перечисленных Н. Н. Томашевской этнических групп («киргизы», т.е. казахи, ногайцы, туркмены), якобы влившихся в состав «новобашкир», то они, судя по документам, в качестве таковых себя не презентуют. Небольшие группы казахов, причисленные правительством к Башкирскому войску, фигурировали в ревизиях как «башкирцы из киргиз», но никогда не именовали себя «новобашкирами». Они были приняты в башкирские общины и в скором времени ассимилированы. Что касается кундровских и салтанаульских ногайцев, которые по приказу правительства были переведены под Оренбург в 1744 г. из степей Предкавказья и Нижней Волги, то они монолитной группой жили на землях Оренбургского казачьего войска, т.е. на казенных землях, и не являлись вотчинниками. Несмотря на то, что они в числе 2,5 тысяч человек были причислены к Башкирскому войску, в метрических книгах ОМДС они определялись как ногаи (нуғай نوعاي) [17].

К сожалению, все случаи манифестации «новобашкирского» самосознания жителями того или иного тептярского селения невозможно рассмотреть не только в отдельной статье, но и в рамках более широкого исследования. Тем не менее, приведенные здесь примеры ясно фиксируют определенную тенденцию в проявлении идентичности у тептярей второй половины XIX – начала XX в., когда происходил процесс отмирания сословного и формирование национального самосознания.

Из изложенного выше вытекают следующие выводы:

1) «Новобашкиры» не является официально признанным названием, а лишь самоопределением (самопрезентацией) определенной части башкирских припущенников;

2) Применение по отношению ко всему полиэтничному массиву башкирских припущенников XVII-XIX вв. названия «новобашкиры» является историографическим штампом, лишенным оснований;

3) Переходная самопрезентация (идентичность) «новобашкиры» возникла во второй половине XIX века в результате упразднения тептярского сословия и исчезла к 20-м годам XX века;

4) «Новобашкирами», а также «башкирами из тептярей» во второй половине XIX века именовала себя часть бывших тептярей, сохранившая память о своем башкирском происхождении;

(1) Ясачные чуваши, составлявшие основное население Казанского ханства, а затем Казанского уезда, в конце XVII века принимают наименование ясачных татар, введенное правительственными органами, дабы не смешивать их с чувашами-язычниками (и частично христианами) правобережья Волги.

(2) Даже те из припущенников, которым были за определенные заслуги пожалованы вотчины, отличались от башкир формой владения ими. Башкирские вотчины считались частновладельческими землями: «…башкирцы…, владея землями своими на таких же правах, как и дворяне, должны пользоваться всем тем, что на землях их изобилует…» [31, с.276]. Вотчины большинства припущенников (мишарей, тептярей) были жалованными, т.е. были переданы им во владение из казенной земли. Исключение составляли некоторые тептяре башкирского происхождения, сохранившие башкирское вотчинное право на свои земли. Например, семья А.-З. Валиди происходила из числа сословных тептярей, имевших вотчинные угодья.

(3) Неясно, в каком контексте – сословном или этническом – данный автор использует термин «татары». В данном случае следует говорить лишь о представителях сословия ясачных татар, поскольку татарское этническое самосознание возникло в конце XIX в. Сословие ясачных татар включало не только казанских татар (ясачных чувашей XV-XVII вв.), но также мелкие группы башкир и других народностей.

(4) Клановая организация общества исключала массовый приём в кровнородственные башкирские общины чужеродных элементов. Как пишет Б. А. Азнабаев, включение в состав башкир инородцев имело исключительный характер и происходило путем адопции, т.е. через усыновление, брачные отношения или побратимство [1, c.137]. Кроме того, «зачисление татар» в состав башкир-вотчинников противоречило фискальной политике правительства и, самое главное, интересам башкир.

(5) Данное самоопределение следует рассматривать в социальном смысле, как воспоминание о нахождении в давно упраздненном сословии служилых татар.