Башкирские тамги

Тамга - родоплеменной знак у многих кочевых народов, в том числе у башкир. Как правило, потомок определённого рода заимствовал тамгу своего предка и добавлял к ней дополнительный элемент либо видоизменял её. Наиболее распространена тамга у адыгов, абхазов, абазин, карачаевцев, балкарцев, башкир, казахов, киргизов, осетин, ногайцев, марийцев. Слово «тамга» монгольского происхождения (слово “тамга” по-монгольски, “дамга” на тюркских языках ) и имело несколько значений: «тавро», «клеймо», «печать».

В период Золотой Орды данный термин получил распространение в странах Средней Азии, Восточной Европы, Ближнего и Среднего Востока, Кавказа и Закавказья, где, помимо прежних, приобрел новые значения — «документ с ханской печатью», «(денежный) налог».

Слово таможня также происходит от слова тамга. Почти все предметы в юрте башкиры метили тамгой. Это было знаком того, что предметы сделаны владельцами юрты или их предками. Метили также и скот. Были особые праздники таврения скота. В кочевом мире система таврения всего ценного и существенного для жизни свидетельствовала о преемственности и наследовании материальных и духовных ценностей. Так непосредственно осуществлялась передача культуры от поколения к поколению вплоть до нач. XX в.

«В нашем роду первым грамотным человеком стал один из моих старших братьев – Муртаза. А до него никто из наших не умел даже ставить свою подпись. Вместо подписи ставили тамгу (метку), похожую не то на вилы, не то на куриную лапу. Ее можно было видеть вез-де: и на меже земельных наделов, и на сбруе, и на крупе лошади, даже на топорище»,– вспоминает народный поэт Башкирии Мустай Карим.

В качестве прототипа для тамги, по имеющимся этнографическим данным, выступали простейшие геометрические фигуры (круг, квадрат, треугольник, угол и др.), сакральные пиктограммы, птицы и животные, бытовые предметы, орудия труда, оружие и конская сбруя, иногда — буквы разных алфавитов. Возможно, прототипами многих знаков являлись тотемные животные или иные символы, восходящие еще к родоплеменным отношениям. Поэтому графемы многих (особенно несложных) знаков могли одновременно или последовательно использоваться сразу в нескольких территориально, культурно и хронологически не связанных социумах.

При этом пиктограммы подвергались определенной стилизации, неизбежной при нанесении знака на выбранную поверхность тяжелым инструментом (зубило, нож, тесло и т. д.). Основные требования, предъявляемые к тамгообразному знаку — это графическая выразительность и лаконизм, а также наличие потенциальной возможности варьирования в рамках существующей изобразительной схемы. Так, вероятно, учитывалось, что постоянное использование знака путем нанесения его на разные поверхности (камень, кожа, дерево и др.) будет тем легче, чем проще будет начертание самого знака. Башкирские тамги частично совпадают с казахскими, что связано со сложным этногенезом кыпчакских народов.

Некоторые древнетюркские племена могли принять участие в этногенезе сразу нескольких народов; так, табынцы влились в состав как казахов, так и башкир. Вследствие этого, тамги у этих народов также могли частично совпадать. (Лит.: История Башкортостана с древнейших времен до 60-х годов XIX в. – Уфа, 1997. ТАМГИ: Юрматы – У вилы, |||| гребенка. Бурзян – | дербник, У, ЦП Усерган – У, X мотовило. Тангаур – ^_) луна. Кыпсак – || |][ ребро, |~~| ворота. Тамъян – О подкова. Катай – молоток).

У башкир многие атрибуты былой родо-племенной структуры к настоящему времени не сохранились. В генеалогиях, фольклоре, памяти информаторов кроме этнонимов еще можно обнаружить данные о родовых тамгах и их названиях, птицах, деревьях, уранах. Они возникли в недрах родового строя и имели важное значение в жизни соплеменников в свете их анимистического мировоззрения. Тамги сохранились до настоящего времени, хотя уже потеряли свое былое значение.

Р.Г. Кузеев в своей работе «Происхождение башкирского народа» приводит данные о более 3500 башкирских тамгах. Происхождение тамг до сих пор не выяснено. Предполагается, что они с древнейших времен отражали родовую принадлежность и закрепляли право на любую собственность. Кроме этого тамга в стилизованном виде могла отражать этноним рода. Например, «Народ змей», т.е. древние каи- кимаки, имели первоначальную тамгу в виде змеи, которая была воплощением родового духа.

Тамга могла выступать и в роли оберега, когда она наносилась на борти, оружие, керамику, клеймили скот, а также наносили на тело татуировкой. Предполагается также, что тамги древних тюрков легли в основу орхоно-енисейской письменности. Наряду с тамгами семантика родовых деревьев и птиц также имела связь с мировоззрением башкир домусульманского времени. Можно заметить, что большинство родовых птиц у башкир относятся к соколиным (беркут, ястреб, кречет и т.д.), а деревья – к хвойным породам (сосна, лиственница). Онгоны и родовые деревья фиксируются чаще у наиболее древних по происхождению башкирских племен, таких как бурзян, усерган, мин, кыпчак и т.д., которые осели на Южном Урале еще в конце I тыс. н.э.

В башкирском фольклоре достаточно много примеров почитания деревьев и птиц. Материалы исторических преданий позволяют предположить, что у башкир в почитании родовых деревьев и птиц отразился культ предков, вера в бессмертие души. Считалось, что душа человека после его смерти перемещается в высокие деревья, через которые в образе птиц или с их помощью достигает верхнего мира. Отсюда не исключено, что родовая птица в глазах предков являлась живым воплощением духа предков, а родовое дерево – ее временным вместилищем. Видимо, не зря родовыми чаще избирались хвойные породы деревьев, которые достигали огромной высоты и отличались долголетием. То же с птицами. Величие и мощь дальних предков соответствовали онгону в образе птиц хищных пород. Считалось, что убийство священной птицы и порубка родовых деревьев, особенно на кладбищах, могло навлечь несчастье на весь род или племя, т.к. это было равносильно убийству духа предков, освященных старейшинами рода.

В средневековых историко-литературных памятниках монгольского периода, таких как: «Тайная история монголов», «Золотое сказание», содержатся ценные сведения, подтверждающие эту мысль. В «Алтан тобчи» (Золотое сказание), например, прямо указывается, что у каждого человека существует свой тенгри-гений, или дух-хранитель. У монголов тенгри воспринимался в двух ипостасях. Во-первых, тенгри означало небо – как божество, божественное небо. Во-вторых, под этим понятием подразумевались духи, населяющие небо – небожители, покровительствующие и охраняющие каждого человека и все живое в природе.

С этой точки зрения важным кажутся сведения и о смерти Великого Темучина. На 66 году жизни, в 22 год правления, в год красной свиньи (1227 г.) в 12 день 7 месяца он (Чингис-хан) стал Тэнгри, т.е. небожителем в форме духа. По этому поводу после смерти Чингис-хана сунитский багатур Кулугэтей произнес так называемую похвалу:

«Обернувшись крылом парящего ястреба, ты отлетел, государь мой. Обернувшись крылом хватающего добычу ястреба, ты отлетел, государь мой!».

Представление о душах умерших в виде птиц было весьма распространенным как в древних (Египет, Китай и др.), так и современных традициях. В качестве символа души птица выступает у эвенков, алтайцев, западно- сибирских угров и др. современных народов. В башкирском фольклоре немало примеров превращения людей в птиц или их тесном общении. Свободно парящая в небе птица, соединяющая верхний мир (небо) с нижним (земля), неизменно вызывала преклонение и почитание. Например, у народов Средней Азии голубь и другие птицы олицетворялись с душами умерших сородичей. В китайской мифологии журавль был связан с идеей долголетия, т.к. они являются переносчиками душ умерших. Образ птицы у людей всегда ассоциировался с небом и их связью с небожителями. Особенно в домусульманское время. В палеоазиатской мифологии ворон нередко выступает как родовой предок, как тотемная птица.

В этом плане очень показательны весенне-летние праздники у башкир, связанные с кормлением птиц: «kарFатуй» («Грачиная свадьба»), «kарFа бутkаhы» («Грачиная каша»), «KэkYk сэйе» («Кукушкин чай»), описанные Л.И. Нагаевой. Здесь налицо проявление культа предков и преклонение перед тотемными птицами рода.

Археолог Н.А. Мажитов считает, что тотемные птицы в данном случае являются не только покровителями, но и переносчиками человеческих душ. Древнейшие корни этих представлений Мажитов обнаруживает в археологических материалах и изобразительном искусстве средневековых племен Прикамья, Урала и Сибири. Об этом говорят массовые находки различных культовых предметов в образе получеловека-полуптицы. Таким образом, онгоны в виде родовых птиц являлись воплощением и носителями духов родовых предков башкир.

Близким по семантике оказывается родовой боевой клич, который, с одной стороны, правильно трактуется как остаточное явление былой военно-политической организации башкир. Среди башкир ораны сохранились лишь в фольклоре и в памяти отдельных информаторов как секретный зов или отклик сородичей, неизвестный представителям других родов и племен. Нетрудно заметить, что известные сейчас ораны передают произношение этнонимов древних племен или имен далеких основателей рода. Например, у всех родов племени Усерган, а также Бурзян и восточных кыпчаков был общий уран — Токсоба. Кроме этого у отдельных усерганских родов ураном являлись Муйтен, Усерган. Отцом Муйтен-бия, ставшего башкирским ханом в XIII веке, был, как известно, Токсоба.

У башкир племен мин, канлы, западных кыпчаков существовал общий уран – Байхонгор (Байhонгор), для родов Айлинского племенного союза общий уран звучал как Салават. Во время схватки, в критические минуты опасности кочевниками выкрикивался уран – клич, объединяющий, сплачивающий соплеменников. Фактически это был не столько боевой клич, сколько обращение и призыв к духу родового предка о помощи и поддержке по его имени. Поскольку имена в прошлом имели сакральное значение, постольку ураны всегда хранились в тайне.

Таким образом, можно сказать, что у башкир идеи родового единства выражались через родовую символику, отражающую их мировоззрение и культ предков, в виде взаимосвязанной цепи: героический предок ® родовое дерево ® родовая птица ® оран (призыв к родовому духу). При анализе археологического материала обращают на себя внимание элементы сходства в обустройстве погребальной камеры и надмогильных сооружений у древнего дотюркского савромато- сарматского населения и современных башкир. К ним можно отнести такие, как укладывание покойника не на дно могилы, а в подбое, специально вырубленной нише на уровне дна южной стороны могилы. Так же, как у древнего, мелом и лишь потом кладут на него покойника. Подбой закрывается досками, камнями, саманом, уложив сверху можжевельник для отпугивания злых сил и духов.

Можжевельник почитался и в древнем сако-массагетском мире. Над могилой ставили деревянные срубы, которые свидетельствуют о бытовании в глубокой древности у башкир наземных форм выставления трупов внутри срубов с целью отделения мягких тканей покойника мелкими хищниками и птицами и дальнейшего погребения чистых костей в землю. У древних зороастрийцев земля считалась сакрально чистой, и осквернение ее трупами считалось большим грехом.

В связи с этим весенний праздник у башкир «Ҡарғатуй» («Грачиная свадьба») или «Ҡарға бутҡаһы» («Грачиная каша») возможно в древнее домусульманское время проводился как обряд выставления трупов и назывался «Ҡарға туйы» («Праздник грифов»). Как известно, грифы-падальщики были распространены в прошлом на Южном Урале, и, скорее всего, они поедали выставляемые внутри срубов трупы. Срубные конструкции обнаруживаются во всех крупных сарматских курганах, таких как Прохоровка, Переволочан, Филипповка и др. В фонетике башкирского языка имеются специфические фонемы ҡ, ғ, ө, ә и другие, которые являются очень древними и обнаруживаются в языке не только алтайских тюрков, но и современных туркмен, таджиков, иранцев. Немало гидронимов, таких как Сок, Сакмар, Сурень, Уршак и др., содержат ираноязычную, сакскую основу.

Этноним башкорт, интерпретируемый в большинстве случаев как «главный волк» на тюркской основе, в более раннее время, видимо, имел ираноязычную основу в форме «бачагург», где «бача» – потомок, ребенок, дитя, а «гург» – волк (иран.) [Юсупов, 2006. С. 95– 101].

Другой вариант этимологии этнонима «башкорт» может быть связан также с иранским словосочетанием «бачагурд» и переводится как «потомок, дитя богатырей, витязей». В этом случае «бача» переводится так же с иранского, как «дитя, ребенок, потомок», а «гурд» – «богатырь, витязь». В постгуннское время этноним мог изменяться до современного состояния следующим образом: бачагурд – бачгурд – бачгорд – башkорд – башkорт. Не менее древнюю и, скорее всего, индо-иранскую основу имеет другой этноним, распространенный в прошлом среди башкир – «иштяк». Этимология этнонима «иштяк» подробно изложена в работе венгерского ученого Рона Таша [1987, С. 45–58].

Предполагается его финно-угорское или тюркское происхождение, являвшееся самоназванием части башкирских племен, либо так называли их казахи и другие народы. По нашему мнению, этноним «иштяк», также как и этноним «башкорт», имеет очень древнее происхождение и уходит своими корнями в древний сако-массагетский мир эпохи раннего железа. Скорее всего, этноним «иштяк» (по-казахски – «истяк») и сами башкирские «иштяки» своим происхождением восходят к одному из древнейших племен Южного Урала того времени – «дахам» или «дакам» [Юсупов, 2006. С. 95–101].

Отсюда можно допустить, что «иштяк» является в своей основе тюркизированной формой названия потомков древних племен Южного Урала, – «хешдеков» или «хешдаков». В этом случае «хешдак» или «хешдах» будет переводиться с иранского как родственник, потомок, родня великих, могучих дахов, даков, где «хеш» – родня, потомок, а «дах», «дак», «дау» – великий (иран.). Таким образом, изложенные выше материалы по родовой символике, антропологии, погребальному обряду, этнонимии современных башкир позволяют говорить о древности исторических корней современных тюркоязычных башкир на Южном Урале, уходящих своими корнями в обширный мир древних сако- массагетских, скифо-сарматских кочевников эпохи раннего железа.