Ҡоролтай тауышыНовостиТрезвое селоИсторияГод науки и просвещенияГод башкирской историиМнениеБашкирские родаБашкирский языкШаймуратовцыКалендарь Радий ХабировВеликая ПобедаОбразованиеФольклор100 лет РББелорецкий районВсемирный курултай башкирМолодежьБирский районЕрмекеевский районСтерлибашевский районБалтачевский районКараидельский районПодкастыБлаговарский районСтратегия развития башкирского народаГрантыБураевский районВойлоковаляниеАхмер УтябайНурия ИксановаНаукаГульназ ЯкуповаЭльвира МуталоваBashkort 2.0Татышлинский районБашкирский национальный костюмРелигияБашҡорттарАльшеевский районУрал-батырБашкирская литератураБашкирские украшенияНациональная кухняДни башкирской культурыМишкинский районАкбузатКуштауТанцыАударышМелеузовский районБизнесБуздякский районАургазинский районСалаватский районМечетлинский районСеверо-восточные башкирыҠоролтай25ҠоролтайОнлайнБелокатайский районТуркменистанНефтекамскБабичСалават ЮлаевШульганташБашВикиЗилаирский районБурзянский районГафурийский районШаранский районКигинский районВладимирКугарчинский районМелеузовский районХайбуллинский районХМАОИглинский районСалаватДюртюлинский районСанкт-ПетербургИлишевский районМоскваУфаТуризмКуюргазинский районЧишминский районЧекмагушевский районДавлекановский районМиякинский районБижбулякский районТеатрСибайКумертауУчалинский районБелебеевский районЯнаульский районСвердловская областьБакалинский районПереписьПермьТуймазыИшимбайБашкирский медКурайКумысБашкирская лошадьСМИДуванский районСпортАскинский районСтерлитамакКармаскалинский районАбзелиловский районИнтернетКушнаренковский районНуримановский районКраснокамский районБСТКоронавирусДиктантСеверные амурыСеверо-западные башкирыЧелябинскЗианчуринский районОренбургКазахстанТатарстанПрирода Баймакский районСаратовКультура Башкиры в миреГод башкирского языкаКурганСамараБашкиры РФДиалектМатериалы на русском языкеИнтервьюШаймуратовЛичностьСтатьи
Голос курултая

Страницы родословной

9 сентября 2020, 17:03

В тот вечер мама, как обычно, была занята вязанием, а я, быстро справившись с домашними уроками, аккуратно сложил учебники в ранец и стал наблюдать за спицами, мелькающими в ее руках. Аккуратные узелки непрерывной цепочкой выстраивались друг за другом, словно строчки на листе. Я и раньше пытался разгадать тайну переплетения этих таинственных узлов, ровные ряды которых невероятным образом превращались в пуховый платок или теплые шерстяные носки. Но спицы не подчинялись моим пальцам, узлы постоянно путались. После нескольких неудачных попыток я понял, что это не мужское дело.

Время от времени мама, не прерывая работу, поправляла постоянно сползавшие на кончик носа неудобные, в тяжелой черной оправе очки. Мне казалось, что они не только мешают маме, но и скрывают ее добрые глаза. Вдруг я заметил, что родинки на ее лице расположены как-то уж слишком правильно, с двух сторон на одинаковом расстоянии от носа, тут же с детской непосредственностью сообщил ей о своем открытии. Мама привычным движением поправила очки, посмотрела на меня и улыбнулась:

— Это не родинки, а метки, которые называются "мин" (1).

Спицы в ее руках замерли. Мне показалось, что ее лицо осветилось каким-то добрым светом. Нахлынувшие воспоминания вернули ее в далекое детство. И вдруг, выдавая волнение, по лицу мамы покатилась слеза. Она украдкой смахнула ее.

— Это не родинки, а метки, которые называются «мин», — повторила она. — В старину считали, что имена, начинающиеся со слова «мин», и такие метки на лице оберегают людей от несчастий: болезней, сглаза, порчи и проклятий. Такое поверье существовало с древнейших времен среди нас, башкир-минцев, к которым мы с тобой принадлежим.

Эти метки оберегали девушек, и никто не осмеливался умыкнуть их, боясь, что сородичи разыщут своих соплеменниц, и тогда человека, посягнувшего на ее свободу и честь, ожидала неминуемая смерть. По меткам минцы узнавали друг друга при случайных встречах в чужих краях. Эти метки — память о тех древних временах, когда все башкиры-минцы наносили на свои лица отличительные знаки рода — таныкма (отсюда искаженное «тамга» — обычно старые руны).

«Вот, оказывается, почему моих дядей зовут Миннинури- ахмет, Миннивали, Миннигали и у многих моих родственников имена начинаются со слова «мин». Мое полное имя Миннимахмут. Знать бы еще, для каких великих дел рожден?» — подумал я. Тогда же услышал в первый раз о минцах и своей принадлежности к этому великому роду.

В моей голове закрутилось множество вопросов, но я не решился прервать маму, и она продолжила свой рассказ:

— Я уже точно не помню, сколько было мне лет, когда бабушка раскаленными спицами сделала проколы на моем лице, оставив на всю жизнь этот знак минцев. Старшая сестра рассказывала, что это очень больно, и потому, когда я узнала, что и мне собираются делать метки рода, попыталась спрятаться. Но тетушки быстро меня нашли. Я визжала и носилась по двору, пытаясь убежать от них, но меня все равно поймали. Сколько было слез, обида душила меня. Я никак не могла понять, почему все радуются, когда мне так больно. А потом меня, всю зареванную, как виновницу торжества, усадили за стол на бархатные подушки. Мои щеки горели. Обида на бабушку не проходила. Она же пыталась приласкать и успокоить, а я все отталкивала ее руки, по-детски ругалась и укоряла ее. Наконец подарки от многочисленных тетушек и вкусные пироги успокоили меня. Продолжая всхлипывать, я прижимала к себе платки, платье с оборками, сафьяновые ситеки (2) и сквозь слезы пыталась рассмотреть эти сказочные дары. Среди них самыми ценными были подарки бабушки: шелковый платок и серебряные девичьи подвески для кос — сулпы. С этого момента я была уже не маленькой девочкой.

Я должна была заплетать волосы в одну косу (две косы заплетали только замужние женщины) и носить сулпы. Каждый вечер я снимала украшения, аккуратно складывала их рядом с собой и долго любовалась подвесками с витыми серебряными нитями и уральскими самоцветами — бирюзой и яшмой. Ценнее и дороже драгоценностей у меня не было. Эти старинные украшения передавались из поколения в поколение по женской линии — от матери к дочке или от бабушки к внучке.

После того, как я немного успокоилась и женщины прочитали суры из священного Корана, зашел отец с огромным, как мне тогда показалось, сундуком в руках. Он тяжело опустил его на пол. Таинственный сундук зеленого цвета с коваными ручками был обит блестящими узкими полосками железа, образующими причудливые узоры. Мне, маленькой девочке, показалось, что сам Синдбад-мореход из бабушкиных сказок принес сундук с несметными сокровищами. Но это был мой отец. Он поздоровался со всеми, подошел ко мне, ласково провел теплой и большой рукой по голове, взял меня за руку и подвел к сундуку. Тяжело вздохнув, он опустился на белую кошму, устилающую пол, а я, сгорая от любопытства, пристроилась рядом. Отец не спешил открывать сундук, положил на него огромную руку, опустил голову и задумался. Затем, ласково обращаясь только ко мне, начал говорить: «Здесь находятся вещи твоей мамы. Ты не помнишь ее. Она погибла, когда тебе исполнилось всего два года». И он снова замолчал. Женщины вокруг зашептались, у многих на глазах появились слезы. Я тоже готова была зареветь, но отец, вдруг очнувшись от нахлынувших воспоминаний, продолжил: «Твою маму звали Бибисара, она была единственной дочерью почтенного мурзы Альмухамеда из рода суби-минцев Якуповых. Свою родословную они ведут от самого Канзафар-бия. Она росла в любви и ласке, с детства ее желания исполняли служанки. Несмотря на это, она была трудолюбивой и прилежной девушкой, получила прекрасное воспитание, была грамотной. Я горжусь тем, что Альмухамед-мурза, невзирая на свое происхождение, не отказал моему отцу и отдал свою единственную дочь замуж за меня, посчитав наш род равным своему. По нашим башкирским обычаям, после сватовства и никаха девушка хоть и считалась законной женой, оставалась еще на целый год в отчем доме. В этот год родители окружали особой любовью и заботой свою дочь, ведь по окончании условленного срока она навсегда покидала родной дом.

Этот год и для меня был испытанием, но я с честью выдержал вынужденную разлуку, и дни моего посещения дома мурзы Альмухамеда всегда превращались в праздник не только для меня, но и для родственников жены. Я приезжал из соседней деревни в тарантасе (3), запряженном лучшим рысаком из нашего табуна и загруженным подарками: ее братьям дарил складные ножи, женщинам — красивые платки, а невесте, кроме подарков, дарил серебряные монеты, которые она тут же пришивала к нагрудным украшениям. Меня принимали с почетом, на столе были лучшие угощения, а мурза Альмухамед расспрашивал и интересовался, как идет строительство дома, где и по какой цене я купил железо на крышу, сколько выручил барышей от продажи на уфимской ярмарке лошадей, по какой цене сдал шкуры. И было видно, что он доволен мной. Сам мурза имел лавки по деревням вдоль реки Демы, где его приказчики продавали все, начиная от керосина и заканчивая спичками.

Через год после никаха я привез твою маму в наш новый дом. Девять ее братьев верхом на лучших скакунах сопровождали нас.

Она была мне прекрасной женой, хорошо управлялась со всем нашим большим хозяйством, родила двух красавиц дочерей, и дали мы вам солнечные имена: Шамсинур — «луч солнца» и Шамсикамяр — «солнечный пояс, или радуга».

Горе неожиданно пришло в наш дом. Проклятая война погубила нас. Я не смог защитить и уберечь твою маму, она погибла, оставив вас сиротами«.

Отец тяжело вздохнул и украдкой смахнул слезу, тут и я, больше не в силах сдерживать себя, рыдая, бросилась в его объятия. Все вокруг плакали, но отец быстро взял себя в руки и продолжил: «Сегодня праздничный день, и мы должны радоваться тому, что моя младшая дочь отмечена священным знаком нашего рода мин. Теперь мы будем называть тебя Минлешамсикамяр. И, согласно нашим обычаям, передаю тебе половину оставшегося от матери наследства, другая половина принадлежит твоей старшей сестре Минлешамсинур. Это не просто приданое будущей невесты, а реликвии, которые ты передашь в будущем своей дочери, а она, бог даст, своим дочерям. А сыновьям расскажешь о наших семейных преданиях и воспитаешь их сильными и смелыми. Пусть бабушка объяснит предназначение вещей и научит, как пользоваться всем этим добром».

Он тяжело встал, передал ключ бабушке и медленно, скрипя подошвами сапог, покинул комнату.

Наконец настала долгожданная минута, когда бабушка открыла заветный сундучок, и присутствующие сгрудились вокруг, пытаясь заглянуть внутрь. То, что они там увидели, заставило их ахнуть от удивления, и восхищенные тетушки все разом заговорили. Всем показалось, что сундук забит до краев серебром. Это были женские головные уборы и нагрудные украшения из кораллов и серебряных монет. Они переливались таинственным светом в лучах нечаянно заглянувшего в окно послеобеденного солнца, создавая впечатление, что в сундуке лежат несметные сокровища.

Тысячи лет минцы живут на этой земле, образовав вместе с бурзянами, юрматинцами, усерганами, кипчаками и другими родами единый башкирский народ. Может быть, и возраст этих украшений такой же, но об этом теперь судить трудно. Только по пожелтевшим дореволюционным фотографиям, чудом сохранившимся в наших семейных альбомах, сейчас можно увидеть бабушкины украшения.

Несмотря на свой детский возраст, мама на всю жизнь запомнила все подробности того дня и рассказала:

— Бабушка не терпящим возражения голосом усадила женщин и объявила, что все вещи она не только покажет присутствующим, но и объяснит их предназначение. На самом верху в сундуке, поблескивая серебром, лежал девичий головной убор — такыя — полушаровидная шапочка, обшитая по краю и в центре красной материей, вся поверхность которой была покрыта монетами, а внизу полукругом свисала бахрома из кораллов с копеечками по краю. Бабушка тут же подозвала меня к себе и водрузила на мою голову эту серебряную шапочку, которая оказалась неожиданно тяжелой. Дальше она аккуратно друг за другом доставала женский головной убор — каляпуш, нагрудные украшения — селтяр и сакал, нашейные украше-ния — каптырма и теркамя. Все они были изготовлены из кораллов, уральских самоцветов и серебра. Бабушка важно, со знанием дела перечисляла названия украшений и аккуратно раскладывала их на белой кошме прямо на полу. Особенно удивил всех своей красотой и богатством каляпуш, который был собран из коралловых бусинок и покрыт серебряными монетами. К нему сзади была пришита ниспадающая до пояса и закрывающая спину коралловая сетка, которая была снизу обрамлена двойной шелковой бахромой. Поверхность сетки была покрыта мелкими серебряными монетами, а посередине пришиты крупные монеты, между ними поблескивали зеленые изумруды, красные рубины и радужные агаты. Вся эта тяжесть оттягивала голову назад, подчеркивая гордую осанку девушки. Головной убор был как будто специально создан, чтобы она не могла склонить голову в раболепствующем поклоне. А бабушка тем временем продол-жала извлекать из сундука верхнюю одежду: камзолы, расшитый позументами бархатный халат — елян, платья с оборками, жакет и, наконец, всякую серебряную мелочь: браслеты — белязек, булавки — энялек и различные ожерелья.

Мама на минуту замолчала, как будто вспоминая, что еще было в том сундуке. Я тут же воспользовался паузой и, сгорая от любопытства, спросил у нее:

— А где теперь эти украшения? Можно их посмотреть?

Мама задумалась, мне показалось, что она никак не могла

решиться ответить на мой вопрос. Но, поняв, что все равно придется когда-нибудь рассказать и про это, медленно, подбирая нужные слова и как будто пытаясь кого-то оправдать, грустно продолжила свое повествование:

— В тот год приехали люди в черных кожаных одеждах и собрали весь народ на майдане (4) на читку указа. Переводчик грозно предупредил всех, что, когда страна лежит в разрухе и враги революции снова выползают из своих щелей, утаивание ценностей будет считаться преступлением и виновные будут арестованы. Мы уже знали, что был расстрелян священник из Калиновки, который пытался защитить золотую церковную утварь. Люди, взволнованные услышанным, разошлись по домам и стали ждать, когда вооруженный отряд начнет обход. По крикам и плачу, разносившимся из соседних дворов, мы догадывались, что скоро они будут и у нас. Я помню, как отец прислонился к бревенчатой стене и велел ничего не прятать, опустил голову и замолчал. Бабушка схватила нас, девочек, быстро затолкала под широкую деревянную кровать и велела не высовываться. А сама начала громко молиться. Я запомнила лишь огромные грязные сапоги, бесцеремонно топтавшие выскобленный добела пол, проклятия бабушки и усатое рябое лицо, которое заглянуло под кровать. Оно хмыкнуло и протянуло волосатую грязную руку. Я в ужасе зажмурилась и отвернулась, а рука вырвала из моих волос серебряные сулпы. Послышался довольный хохот, и сапоги удалились, оставляя грязный след на полу, и остановились у сундука. Под ноги полетели вещи, послышалось звяканье серебра, и все присутствующие, оставив обыск, устремились к сундуку. Найденное серебро складывали в мешки и тут же взвешивали на безмене (5). Камни и серебро срезали ножом. Но один из зеленых камешков выскользнул из потной, дрожащей от жадности, грязной руки и покатился по полу, словно пытаясь спрятаться от грабителей под кроватью. Несколько человек бросились за камешком, и после непродолжительного спора и ругани он исчез в одном из их карманов.

Чужие люди все ценное бросили на телегу и пошли к соседям. Истоптанный пол, раскрытый пустой сундук, запах махорки и детский страх оставили после себя страшные люди. Разбросанные вещи и измятый листок бумаги, врученный отцу взамен отобранных вещей и брезгливо выброшенный им на пол, напоминали о произошедшем. Я помню, как отец прошептал: «О Аллах!» — обхватил руками голову и сел на пороге. Нам было жаль нашего отца, сильного и одновременно совершенно беспомощного перед новой властью. Я подобрала бумажку и долго ее хранила, втайне надеясь: раз оставили расписку, может быть, и вернут вещи потом, когда покончат с разрухой. Эта бумажка где-то затерялась, но я помню, там было написано, что реквизировано два пуда серебряных изделий и множество украшений из уральских самоцветов, а также старинное наградное оружие, охотничий медный рожок с серебряным мундштуком... Охотничий рожок, по рассказам отца, был подарком самого русского князя Юматова, который когда-то приезжал на охоту из своего имения, расположенного в верстах 30 от нашего села, где-то под Уфой. Рожок хранился в нашей семье почти сто лет и, как ценная реликвия, висел на стене рядом с наградной дедовской саблей в серебряных ножнах. Бабушка сумела сохранить только свои нагрудные украшения, она прикрыла их молитвенным ковриком, встала на колени и до конца обыска молилась.

Башкиры не считали женские украшения богатством, и даже в самые трудные годы никто не допускал мысли, что серебро можно было обменять на хлеб или другие продукты. Поэтому никакие лишения не могли заставить их по своей воле расстаться с семейными реликвиями. И в каждой башкирской семье, даже в самой бедной, хранились эти древние украшения, пока власть не решила окончательно их судьбу. И в плавильных печах погибла народная память.

— Нам объяснили, что серебро пойдет на восстановление народного хозяйства, разрушенного врагами. И если была польза от этих вещей государству, то слава богу. Жизнь изменилась и стала совершенно другой, и разве можно было мне, простой колхознице, носить на себе такую роскошь? Да и праздников таких не стало, какие были в старину, когда можно было бы покрасоваться в них. Обидно было потом, когда люди увидели мои подвески у жены волостного уполномоченного и рассказали, как она нагло и без стыда носила их на непокрытой голове.

Мама виновато улыбнулась, то ли стесняясь проявленного гнева в адрес этой женщины, то ли из-за того, что показала свое сожаление по поводу утраченного серебра.

Я же задумался, пытаясь представить маму в надетой поверх телогрейки еляне. Но, к сожалению, мне так и не удалось вообразить ее во всем великолепии древних украшений.

Мамины воспоминания не оставили в моем сердце чувства потери. Она сама до конца своей жизни верила в справедливость «народной власти» и все лишения воспринимала как временные трудности. Жила как все — с надеждой на светлое будущее. Но из ее рассказов я приобрел нечто для себя очень важное. Это было осознание себя человеком не без роду и племени, и что корни мои известны и уходят в далекое прошлое. Я узнал, что живу на своей земле. И эта земля была моей Отчизной. Каждый человек рано или поздно задает себе вопросы: кто я? Откуда мои корни? — и иногда ищет ответы на них всю свою жизнь. Я же ответы находил в рассказах мамы.

Мама рано лишилась своей матери и воспитывалась отцом и бабушкой. Говорят, для счастья ребенка необходимым условием является полная семья. Мама лишена была этого счастья. Но материнскую любовь и ласку, которую не испытала сама, отдала без остатка нам, своим детям. Она вырастила четырех сыновей и дочь. И все мы получили воспитание, которое позволило нам создать крепкие семьи, получить хорошее образование и нужную профессию и воспитать уже своих детей. Она увидела всех десятерых внуков и внучек, но, к сожалению, не увидела своих семерых правнуков и правнучек.

Мама служила примером не только для нас, но и для всех, кто ее близко знал. Я уверен, что если бы она была жива, то многие приглашали бы ее, по обычаю минцев, в качестве агинэй — Белой

Матери — хранительницы очага в свои дома, и она украсила бы своим присутствием любые торжества, могла бы поделиться своей мудростью с молодыми людьми — новым поколением. И сейчас люди вспоминают ее только добрыми словами и искренне сожалеют, что ее нет рядом с нами. Мама прожила трудную, но достойную жизнь. Все беды и испытания, которые выпали на ее долю, она сумела преодолеть вместе с другими людьми.

Ссылки :

1. Мин — с башк. «родинка»; название рода минцев (мин, минг, менгле) происходит от слова «тысяча».

2. Ситеки — мягкие, обработанные особым способом кожаные сапожки.

3. Тарантас — дорожная четырехколесная повозка.

4. Майдан — у тюркских народов площадь в центре села, где проводились сходки, а также смотр воинов перед отправкой на службу, обычно там же находились старшинская канцелярия, оружейные мастерские и кузница.

5. Безмен — ручные весы с рычагом и подвижною опорною точкой.

Махмут Салимов
Поделиться